Часть первая ДВЕРЬ В СЕБЯ

Ложки нет!

Кульминация философского содержа­ния «Матрицы» — первая встреча Нео с Пифией. Всего таких встреч в трило­гии три — по одной в каждой части. Но именно первую авторы зарядили по максимуму. Здесь что ни слово, то ядерная реакция. Аж мурашки по коже!
Информационная плотность этой сцены настолько велика, что блестя­щие стратеги Вачовски, чтобы у зри­теля не вскипели мозги, разбавили ее гениальным на грани безумия моно­логом Пифии, тестирующей Нео на предмет избранности: «Открой рот, скажи «А»!» Такой откровенный стеб нужен еще по одной причине: чтобы контрастнее отбить философскую глу­бину эпизода.
За какие-то пять минут отцы филь­ма успевают здесь все. От фразы Морфеуса: «Но я могу лишь указать тебе дверь. Войти ты должен сам» до надписи «Познай себя» в комнате хо­зяйки квартиры. (Напомню, эта фра­за в свое время была начертана на фронтоне храма Дельфийского оракула.)
Однако главные слова они вложили в уста младенца. Того самого бритого мальчика, что предложил Нео погнуть столовую ложку с помощью взгляда. Кто помнит?

-Не пытайся согнуть ложку. Это невозможно. Для начала нужно понять главное.

-Что главное?

-Ложки не существует.

-Не существует?

-Знаешь, это не ложка гнется. Все обман. Дело — в тебе.

Полная абракадабра, на первый взгляд. Но лишь на первый. Оракулы по жизни изъясняются загадками.
Он сказал о КАРТИНЕ МИРА, при­вычной для человека. Привычной на­столько, что человек принимает ее за объективную реальность. Вместе с набором тех рамок, которыми она ограничена. В книгах Кастанеды эта картина названа «пузырем восприя­тия», подаренным нам нашими роди­телями.
Так вот: ложка — символ этой кар­тины.
И прикол в том, что ее — нет.
И рамок — нет.
Есть только наша ВЕРА в их суще­ствование. Изменив которую, мы по­меняем и себя, и мир. Сразу. Собствен­но, весь этот кинематографический шедевр стыка двух тысячелетий и по­священ разоблачению иллюзорности картины мира, внедренной в наше со­знание.
Что говорит Нео перед тем, как вы­стрелить в трос лифта, когда они с Три- нити решают спасти плененного аген­тами Морфеуса?
«Ложки нет!»
Он ВЫКЛЮЧАЕТ привычную карти­ну мира, в которой их решение равно­значно самоубийству. И АКТИВИРУЕТ другую. А в ней — миссия ЯВЛЯЕТСЯ ВЫПОЛНИМОЙ.
И что происходит с Матрицей — то есть экстраполированным миром?
Мир «прогибается» под него. Нео побеждает.
Я навсегда запомнил свою первую в жизни тренировку в настоящей под­вальной «качалке» рядом с настоящи­ми действующими спортсменами.
Я неуверенно тыкал воздух олим­пийским грифом, а они с шутками и прибаутками жали пятидесятикило­граммовые гантели, как будто это были теннисные ракетки! От них валил пар, и пот по коже стекал, и огромные вены на бицепсах повылазили. И мне каза­лось, что я слышу, как у них трещат сухожилия.
Побывав на этой фабрике самоис­тязания, своими глазами увидев, како­ва цена мускулистого тела, я испытал жестокий шок. Меня чуть не стошни­ло тогда. Покинул клуб почти бегом. И был уверен, что никогда и ни за что сюда больше не вернусь. Что ввязался не в свое дело. У меня другая генетика. У меня другие нервы. У меня все дру­гое! И мне никогда и ни за что таким не стать!

-...Что?
-Но ты ведь уже знаешь, что я скажу...
-Я не избранный.
-Очень жаль. Дар у тебя есть. Но, похоже, ты чего-то ждешь.
-Чего?
-Может быть, следующей жизни. Бывает и так.

Пифия ни в чем не убеждает салагу Нео. Она лишь посвящает его в воз­можность выбора, о котором он пре­жде даже не подозревал: «Забудь всю эту ерунду насчет фатума. Ты сам хозя­ин своей судьбы!» И открывает секрет трансформации: «Быть избранным — все равно что влюбиться. Кто знает, что ты влюблен? Только ты сам чувствуешь это всей кожей!»
Три дня после первой встречи с Пифией... то есть после первой трени­ровки, я боролся сам с собой. Жутко болели мышцы, но еще больнее было осознание себя слабаком, предателем собственной мечты.
Я ведь созрел для того, чтобы транс­формироваться! Чтобы поменять свое хлипкое тело и неуверенность в себе на мощь и характер! Но не хватило му­жества. Разум цеплялся за привычную «матрицу», страх не давал с ней рас­статься.
Потом я сжал зубы и вызвал себя на дуэль: вернулся в зал.
И в тот же день мой страх бесследно исчез. Навсегда.